Как в два приема выбирали главу Шёлтозера. Часть вторая

Участковую избирательную комиссию № 388 я бы с удовольствием пригласила на гастроли в Санкт-Петербург. С показательными выступлениями для членов всех 1830 участковых избирательных комиссий. Я говорю совершенно серьезно. Нашим УИК до шёлтозерской УИК — как до луны пешком.

Шёлтозеро прославилось на всю страну из-за «протестного» голосования в сентябре, в декабре же под пристальным взглядом всевозможных ТИК, ОИК и ЦИК происходило «исправление ошибок». Вы можете себе представить, как дрожали бы коленки у любого председателя питерской УИК в подобной ситуации? Какой трясущейся рукой она набирала бы номер ТИК и как грозно шипела бы на всех, кто, по ее мнению, «мешает работе комиссии»?

Организовать день голосования так, чтобы ни у единого участника избирательного процесса не возникло даже тени сомнения, что что-то может быть подсчитано неверно, и при этом совершенно спокойно, достойно и с улыбкой — это надо уметь. Браво председателю Наталье Юрьевне Быковой и всем членам УИК № 388!

Попробуем сравнить действия шёлтозерской избирательной комиссии и среднестатистической участковой избирательной комиссии Петербурга.

Открытие участка

На столе все готово для опечатывания переносных и стационарных урн, слева лежат документы о передаче бюллетеней в УИК, которые предлагается осмотреть всем желающим, справа — сейф с бюллетенями и списками избирателей. В дальнейшем сейф и переносные урны всегда будут находиться в после зрения наблюдателей.

В Петербурге сейфы располагаются в подсобных помещениях, в которые «посторонним лицам» вход строжайше запрещен. А об осмотре ведомостей передачи бюллетеней даже речи не идет.

Опечатывание урн

Помимо пластмассовых застежек с индивидуальными номерами урны по старинке опечатываются веревочкой, края которой намертво приклеиваются бумажкой с печатью УИК и подписями всех желающих.

В Петербурге такой традиции опечатывания урн нет, но следует признать, что сама по себе процедура опечатывания урн никогда и ни у кого не вызывала нареканий.

Опускание бюллетеней досрочно проголосовавших

Посмотрев на то, как организован этот этап дня голосования, я поняла, что все, уже можно спокойно уезжать — наблюдатели здесь могут понадобиться разве только для общей конфигурации. Такого высокого класса я еще не видела никогда.

Помимо оглашения всех цифр наблюдателям продемонстрировали реестр проголосовавших в ТИК — так, что было видно и число страниц, и сквозная нумерация, и разные подписи избирателей, и пересчитали у всех на виду заявления избирателей о досрочном голосовании, предложив при желании ознакомиться с ними.

А так демонстрировался каждый конверт с бюллетенем досрочно проголосовавших избирателей. Наблюдатели, которые ставили подписи на конвертах, могли спокойно увидеть их и убедиться в их подлинности. На мою просьбу показать вскрытый конверт, чтобы проверить его целостность, председатель тут же ответила согласием и дала повертеть его в руках.

Надо ли говорить, что все конверты были пересчитаны, а бюллетени с печатью на обратной стороне, также с пересчетом, были опущены в стационарную урну.

А такой документ вы когда-нибудь видели? Я лично — только в Беларуси.

Про Петербург будем говорить? Кто-нибудь из наблюдателей видел, как председатель до опускания конвертов демонстрировала реестр и заявления? Кому из наблюдателей предоставили возможность подержать в руках вскрытый конверт? В лучшем случае председатели под мантры о персональных данных скомкивали процедуру до простого пересчета конвертов, в худшем — наблюдатели, придя на участок в 6 утра, видели урну с уже загруженными без их участия бюллетенями.

Начало голосования

Перед началом голосования поочередно каждому члену комиссии выдали по 150 бюллетеней, наблюдателям продемонстрировали три заранее посчитанные пачки по 50 бюллетеней, также на виду у наблюдателей каждый член комиссии расписался в ведомости получения бюллетеней. Затем председатель огласила число бюллетеней, оставшихся в сейфе, и продемонстрировала их.

В 20:00, после окончания голосования, каждый член комиссии сдал оставшиеся у него бюллетени секретарю, также огласив их количество и пересчитав на виду у всех присутствующих.

В Петербурге все перемещения бюллетеней из сейфа к членам комиссии и обратно традиционно покрыты великой тайной: не наблюдательское это дело — следить за сим священным таинством.

Голосование в помещении и вне помещения

Все прошло спокойно, без каких-либо эксцессов, если не считать мелкого нарушения, допущенного членом выездной комиссии по незнанию: она первый раз участвовала  в голосовании вне помещения  и очень потом переживала, что допустила оплошность.

Водитель предложил заодно зайти с урной к своей теще, которая проживала в том же доме, куда комиссия и так направлялась. Тещу «по ходу дела» внесли в реестр и дали ей проголосовать вне помещения.

В Петербурге в 2014 году, насколько мы знаем, не было серьезных нарушений при проведении голосования в помещении, а вот переносные урны, забитые доверху бюллетенями, появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда на глазах у изумленных наблюдателей только так.

Подсчет голосов

Как я уже говорила, подсчет начался со сдачи секретарю неиспользованных бюллетеней, которые каждый член комиссии перед этим пересчитал перекладыванием. Точно так же, методом перекладывания, были сосчитаны все неиспользованные бюллетени.

Поразил меня и подсчет по спискам. Председатель просила каждого члена комиссии назвать сумму по той или иной колонке, цифры оглашались каждым членом комиссии вслух — так что у всех присутствующих была возможность их сложить и получить общее количество. Пару раз члены комиссии ошибались и называли числа не из той колонки, председатель быстро понимала, что кто-то ошибся, и просила всех огласить свои цифры еще раз. Ни малейших сомнений в том, что цифры не «подбивались», не «подгонялись» и не получались методом вычитания, ни у кого из присутствующих не возникло.

Жутковатое впечатление произвели на меня стационарные урны. Они сконструированы так, что бюллетени из них можно вытащить, только предварительно разобрав их, что, собственно, и было сделано. После чего бюллетени пришлось собирать с пола. Спасибо ЦИК за замечательную конструкцию стационарных урн. Надеюсь, что члены Прионежской ТИК, присутствовавшие при подсчете голосов, напишут в ЦИК обращение на эту тему.

При сортировке каждый бюллетень демонстрировался наблюдателям, стоящим в полуметре от членов комиссии, кроме того, оглашались фамилии отмеченных галочками кандидатов. Делал это один из членов комиссии, остальные только поправляли пачки бюллетеней с голосами за того или иного кандидата. Подсчет бюллетеней в каждой отсортированной таким образом пачке велся методом перекладывания.

По мере оглашения данных в той или иной строке протокола заполнялась его увеличенная форма.

Как вы думаете, сколько времени заняло у комиссии это скрупулезное следование процедуре? Никогда не угадаете. Один час двадцать минут. Повторяю: один час двадцать минут. И никаких криков о том, что вот тут мы «спрямляем» четко прописанную законом процедуру, считаем по уголкам неизвестно что и все вместе, потому что «деды так делали и нам завещали» или потому что «все хотят домой, а вы тут со своими законами лезете».

Один час двадцать минут. Непрерывно, последовательно и гласно.

Резюме

И коротко о том, в чем, на мой взгляд, заключаются причины  столь разительных отличий в работе комиссий в Шёлтозере и в Петербурге.

Во-первых, конечно, в Шёлтозере все всех знают, и опозориться в глазах односельчан никто не желает. В Петербурге члены УИК подчеркнуто анонимны, как правило, не проживают на данном избирательном участке, не имеют бейджей, поэтому ни малейшей ответственности перед избирателями они не чувствуют. Если и есть какая-либо ответственность, то только перед председателем.

Во-вторых, в Шёлтозере наблюдатели — это действительно представители жителей и кандидатов, а не непонятно откуда взявшиеся на участке бюджетники, пенсионеры, студенты и прочие анонимные молодежные активисты, которые, опять-таки, не чувствуют никакой ответственности перед избирателями. Если у них и есть какая-либо ответственность, то только перед теми, кто обещал им тут или иную сумму за «посидеть на участке».

Ну и в-третьих, в Шёлтозере, как и во всей Карелии, наблюдатели традиционно считаются точно такими же полноправными и активными участниками процесса, как и члены комиссии. Работа у них разная, но все вместе делают общее дело, что возможно только при взаимном уважении.

В Петербурге же сложилась многолетняя традиция отношения к наблюдателям примерно как к необходимой мебели — наряду с урнами, столами, стульями и проч. В представлении комиссии, «правильные» наблюдатели должны сидеть молча и в дальнем углу участка, не принимать никакого участия в работе комиссии, и главное, ни в коем случае не задавать никаких вопросов и не делать комиссии замечаний.

Если же наблюдатель ведет себя активно, в полном соответствии с правами, предоставленными ему законом, то это в лучшем случае неразумное дитя, которое нужно поставить на место, а в худшем – не меньше чем агент иностранной разведки, обманом и хитростью проникший на участок, которого для всеобщего блага нужно удалить любой ценой. Ни о каком уважении к работе наблюдателя, само собой, при таком подходе не может быть и речи.

Наверное, вы заметили, что многие процедуры, проделанные шёлтозерской комиссией, жестко не прописаны в законе (например, демонстрация наблюдателям реестра, вскрытых конвертов и тому подобное), но и прямого запрета их производить в законе тоже нет.

Уважение ко всем участникам избирательного процесса в законе тоже не прописано, но и прямого запрета относиться с уважением ко всем, кто работает в день голосования, в законе тоже нет.

В этом смысле питерским УИК до шёлтозерского УИК — пока еще как до луны пешком. Что-то похожее на работу щёлтозерской комиссии было продемонстрировано на выборах в Ломоносове и Солнечном в 2015 году, в 2016-м мы увидим, что это было: наметившийся тренд или редкое исключение.

Фото: Галина Культиасова.